Виньи, Альфред Виктор де

[Avel Coretai]

От эпики через драматизм к лирической символизации — таков поэтический канон Виньи в его лучших стихотворениях («Моисей», «Смерть волка», «Гефсиманский сад»), тяготеющих тем самым к некоему надвременному универсальному синтезу.

Вот с чего началась моя любовь к поэзии.

Оцените произведение





СМЕРТЬ ВОЛКА



Под огненной луной крутились вихрем тучи,

Как дым пожарища. Пред нами бор дремучий

По краю неба встал зубчатою стеной.

Храня молчание, мы по траве лесной,

По мелколесью шли в клубящемся тумане,

И вдруг под ельником, на небольшой поляне,

Когда в разрывы туч пробился лунный свет,

Увидели в песке когтей могучих след.



ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ!!!

Comments

[Avel Coretai]

СМЕРТЬ ВОЛКА



Под огненной луной крутились вихрем тучи,

Как дым пожарища. Пред нами бор дремучий

По краю неба встал зубчатою стеной.

Храня молчание, мы по траве лесной,

По мелколесью шли в клубящемся тумане,

И вдруг под ельником, на небольшой поляне,

Когда в разрывы туч пробился лунный свет,

Увидели в песке когтей могучих след.

Мы замерли, и слух и зренье напрягая,

Стараясь не дышать. Чернела ночь глухая.

Кусты, равнина, бор, молчали в мертвом сне.

Лишь флюгер где-то ныл и плакал в вышине,

Когда ночной зефир бродил под облаками

И башни задевал воздушными шагами,

И даже старый дуб в тени нависших скал,

Казалось, оперся на локоть и дремал.

Ни шороха. Тогда руководивший нами

Старейший из ловцов нагнулся над следами,

Почти припав к земле. И этот человек,

Не знавший промаха во весь свой долгий век,

Сказал, что узнает знакомую повадку:

По глубине следов, их форме и порядку

Признал он двух волков и двух больших волчат,

Прошедших только что, быть может, час назад.

Мы ружья спрятали, чтоб дула не блестели,

Мы вынули ножи и, раздвигая ели,

Пошли гуськом, но вдруг отпрянули: на нас

Глядели в темноте огни горящих глаз.

Во мгле, пронизанной потоком зыбким света,

Играя, прыгали два легких силуэта,

Как пес, когда визжит и вертится волчком

Вокруг хозяина, вернувшегося в дом.

Мог выдать волчью кровь лишь облик их тревожный.

И каждый их прыжок, бесшумный, осторожный,

Так ясно говорил, что их пугает мрак,

Где скрылся человек, непримиримый враг.

Отец стоял, а мать сидела в отдаленье,

Как та, чью память Рим почтил в благоговенье

И чьи сосцы в лесной хранительной сени

Питали Ромула и Рема в оны дни.

Но волк шагнул и сел. Передних лап когтями

Уперся он в песок. Он поводил ноздрями

И словно размышлял: бежать или напасть?

Потом оскалил вдруг пылающую пасть,

И, свору жадных псов лицом к лицу встречая,

Он в горло первому, охрипшее от лая,

Свои вонзил клыки, готовый дать отпор,

Хоть выстрелы его дырявили в упор

И хоть со всех сторон ножи остервенело

Ему наперекрест распарывали тело, –

Разжаться он не дал своим стальным тискам,

Покуда мертвый враг не пал к его ногам.

Тогда он, кинув пса, обвел нас мутным оком.

По шерсти вздыбленной бежала кровь потоком,

И, пригвожден к земле безжалостным клинком,

Он видел только сталь холодную кругом.

Язык его висел, покрыт багровой пеной,

И, судорогой вдруг пронизанный мгновенной,

Не думая о том, за что и кем сражен,

Упал, закрыл глаза и молча умер он.



Я на ружье поник, охваченный волненьем.

Погоню продолжать казалось преступленьем.

Сначала медлила вдали его семья,

И будь они вдвоем – в том клятву дал бы я, –

Великолепная и мрачная подруга

В беде не бросила б отважного супруга,

Но, помня долг другой, с детьми бежала мать,

Чтоб выучить сынов таиться, голодать,

И враждовать с людьми, и презирать породу

Четвероногих слуг, продавших нам свободу,

Чтобы для нас травить за пищу и за кров

Былых владетелей утесов и лесов.



И скорбно думал я: "О царь всего земного,

О гордый человек, сам его сумел попрать!

Учись у хищников прекрасно умирать!

Увидев и познав убожество земное,

Молчаньем будь велик, оставь глупцам иное.

Да, я постиг тебя, мой хищный, дикий брат.

Как много рассказал мне твой последний взгляд!

Он говорил: усвой в дороге одинокой

Веленья мудрости суровой и глубокой

И тот стоический и гордый строй души,

С которым я рожден и жил в лесной глуши.

Лишь трус и молится и хнычет безрассудно.

Исполнись мужества, когда боренье трудно,

Желанья затаи в сердечной глубине

И, молча отстрадав, умри, подобно мне".

[Avel Coretai]

Хочу признаться, что я почти плакал, когда порчитал.

[HeavenCanWait]

Даже не знаю, что написать, настолько тронуло.